Итак, почему же вся страна возмущается из-за оценки событий семидесятилетней давности, вместо того чтобы требовать от правительства немедленно сообщить о том, какие меры оно собирается предпринять, чтобы страна не пострадала от девальвации рубля? Почему нас настолько тревожит наше прошлое, что мы плюем на наше настоящее и будущее?
Каждый раз, когда мы сталкиваемся с проблемой, мы начинаем искать что-то другое, лишь бы не заниматься ее решением. Помните, как в <<Дне радио>>? <<У нас две проблемы: Минобороны и пуговица>>.
И ведь правда: первая проблема решается сама, а вот пуговица-то так и не нашлась.
Курс рубля как-то сам устаканится, дойдет до своей точки, и мы с ним смиримся и научимся выживать. А вот о роли блокады в нашей жизни мы так и не договоримся. Зато пока спорим о ней, нам не придется думать о рублях.
Ну что ж… Давайте искать пуговицы, раз нам без них жизни нет и нам обязательно нужно, чтобы они были у всех одинаковые.
Для меня блокада — это не родившиеся на свет двоюродные братья и сестры, а может, и родные тоже (жизнь моих родителей наверняка была бы другой, если бы мои бабушки и дедушки рожали бы их не после блокады, а вместо). Еще для меня это патологический пацифизм и категорическое неприятие милитаризма в любом его проявлении (от вида оружия до свиста пуль в фильмах о войне). А еще это воспитанное с младенчества стремление создавать запасы и экономить ресурсы. Я не могу выкинуть недоеденный суп, я его сберегу на завтра.
Что еще? Рассказы бабушек. Про финскую кампанию, про которую мне говорили под большим секретом (этого не было в школьной программе), про бомбежку бадаевских складов, где спалили все городские запасы, про страх идти в бомбоубежища, потому что оттуда можно было не выйти уже никогда, про самое безопасное место возле печной трубы, где бабушка сберегла своего сына, про <<особый паек>>, который посчастливилось получать дедушке, про то, что прадед пошел на улицу и не вернулся и мы не знаем, где же он похоронен и похоронен ли вообще.
Про что еще? Про людоедские (в прямом и переносном смыслах) истории не хочу даже вспоминать. Но мои бабушки и дедушки пережили такое, чего я не хочу ни себе, ни своим детям, ни человечеству в целом.
Для меня блокада не была никогда подвигом миллионов людей, для меня это была трагедия каждого отдельного человека, который жил в Ленинграде, родился в Ленинграде или успел уехать из Ленинграда.
Я не знаю, как бы сложилась жизнь моей семьи, не случись ей попасть в эту мясорубку. Меня бы, наверное, не было. Был бы кто-то другой. Но я знаю, что я должна сделать все, чтобы больше моя семья в нее не попала. Ни мои дети, ни внуки, ни далекие потомки.
А для этого я должна спрашивать у правительства о том, что же оно собирается делать с рублем сегодня, что оно собирается делать завтра и послезавтра и как это отразится на мне и моей семье.