tksag.ru
Депутат Госдумы Илья Пономарев рассказал в интервью MediaLeaks о прекращении голодовки участницы Pussy Riot Толоконниковой и ее отношениях с Евгенией Хасис, признанной виновной в убийстве адвоката Маркелова.
Как Надежда себя чувствует?
Выглядит она крайне слабо. Конечно, с ее комплекцией и после долгого пребывания в колонии, которое явно не укрепляет здоровье, эта голодовка, мягко говоря, пошла не на пользу организму. И врачи говорили, что ее состояние критическое – я это своими глазами видел и подтверждаю. Думаю, мы вовремя встретились, чтобы начать выходить из этого процесса.
Но никаких физических повреждений у нее нет?
Нет, конечно, ничего этого нет. Я напрямую спросил, не угрожает ли ей что-то в физическом плане, не применялись ли какие-то методы воздействия, но она говорит, что нет, здесь все нормально, ко мне относятся хорошо.
Уже говорят о возможном возобновлении голодовки.
Журналисты слышат слово «приостановила» и тут же начинают говорить о возобновлении голодовки. Это ее убьет. Нет, она закончила голодовку. Закончила, но сказала, что есть условия, которые должны быть выполнены. И я не сомневаюсь, что с ее характером, если эти условия не будут выполняться, она может заново ее начать. Но я очень надеюсь, что этого не произойдет. И мне кажется, что процесс уже пошел по всем направлениям, по всем тем требованиям, которые она заявляет. О возобновлении голодовки – мне кажется, что любое средство массовой информации, которое об этом говорит, тем самым подталкивает ее к этому шагу. Это, мягко говоря, безответственно.
То есть какие-то перемены начались?
У нее три требования: перемены в этой колонии, неприкосновенность для тех заключенных, которые что-то говорили против начальства колонии, и ее личный перевод в другое место. Перевод в другое место – это некое одномоментное действие, легко поставить галочку и сказать, что вот — оно произошло. По поводу неприкосновенности, я ездил в колонию и общался с соответствующими заключенными, поэтому теперь мы можем отследить их судьбу. А относительно перемен в колонии, это дело не одномоментное, а достаточно постепенное. Оно началось сейчас: в колонии были делегации Совета по правам человека, будут проверки внутренние, прокурорские и так далее… Это вещь долгая и, к сожалению, неторопливая. Процесс начался, а когда он дойдет до чего-то конкретного сказать очень сложно.
Муж Надежды Петр Верзилов в твиттере написала, что «Надя сейчас в родильном отделении больницы ЛПУ-21 и – от источника среди сотрудников ЛПУ – ее охраняет московское УФСБ». Вам что-нибудь известно об этом?
В помещениях ее никому охранять не надо и там, естественно, никого, кроме сотрудников ЛПУ, нет, потому что ЛПУ само по себе, соответственно, колония. И там охрана, ряды, проволка — все это есть. То, что имел в виду Петр, это что вокруг колонии стоят какие-то непонятные неопознанные машины с личностями, крайне похожими на оперативников. Про это он и писал. Но это не внутри, не в родильном отделении. Это просто в тех местах, потому что, конечно, они опасаются каких-то массовых беспорядков, которые могут быть подняты вокруг, массового наплыва журналистов – все это заставляет людей нервничать.
Надежда знает об
На самом деле, позиция Хасис не то, чтобы сильно противоположна. Я вчера с Хасис разговаривал в течение более часа в колонии, я с ней специально для этого встретился. Она, на самом деле, относится к тому, что происходит с Толоконниковой весьма и весьма сочувственно.
У Хасис позиция такая: Надежда пытается менять систему, смотря на нее исключительно со своей личной колокольни, своей личной позиции. И далеко не очевидно, что эту позицию разделяет большинство других осужденных в этой колонии.
И я в этом плане, к моему большому сожалению, вынужден скорее согласиться с позицией Хасис, потому что большая часть девушек в этой колонии действительно хотят как можно скорее получить УДО. Они надеются, что истязая себя работой по 17 часов в сутки, они получат положительные характеристики от руководства колонии, и действительно они их получают за это, и, соответственно, как можно скорее уедут домой и воссоединятся со своими семьями. Поэтому когда вот такой вот шум начинается, довольно много людей говорят: зачем нам этот шум, это только нам помешает, теперь ужесточат правила и, если у нас не будет переработок, соответственно не будет этих положительных поощрений, а значит у нас снижается шанс на УДО.
У них очень простая в этом смысле логика, поэтому большая часть колонии, конечно, недоумевает относительно причин голодовки. Меня многие спрашивали, зачем она это затеяла, чего она хочет добиться… Хотели чтобы я им объяснил. Я встретился практически со всем отрядом, в котором жила Надежда. Мы устроили собрание: я попросил всех людей в погонах уйти, чтобы нас оставили одних. Мы достаточно долго с ними пообщались, обсудили всю ситуацию, их отношение к Надежде, ко всему происходящему. И действительно, Надежде, может, сочувствуют, но то, что она делает, не понимают.
